Моисей Лемстер: «Улица моего детства» — воспоминания о Единцах

Представляем воспоминания проживающего в Израиле единчанина Моисея Шаевича Лемстера о друзьях с улицы Красноармейской — самое искреннее и настоящее путешествие в конец 50-х — начало 60-х гг. прошлого века, где оживают портреты портных, парикмахеров, извозчиков, заготовителей. В ностальгическом сне автору посчастливилось вернулся на улицу Красноармейская в Единцах, где он провел свое детство. В воспоминаниях Моисея Лемстера улица, с ее одноэтажными домиками и шумной еврейской жизнью, ярко и полно передает атмосферу местечка, где царили веселье, песни, игры и особая атмосфера. Она навсегда осталась в его, а теперь проявится и в памяти любящих город единчан.

— Мне на днях приснились ночью Единцы, а точнее улица Красноармейская, а если ещё точнее, то та часть улицы, где несколько одноэтажных домов стояли тесно прислонившись друг к другу. Сон этот был цветной и напоминал картину Марка Шагала. Все дома на этой улице, в которых, как правило, жили еврейские семьи, были одноэтажными и стояли рядом. По-моему, дома тоже имеют национальность. Несколько домов улицы Красноармейская, включая те, что мне приснились, имели особую, «еврейскую национальность».

Я понял, почему мне приснилась эта одна из самых, по-моему, еврейских улиц моего времени. Пару дней назад вдруг раздался телефонный звонок. Это был видеозвонок. На экране моего смартфона уже пожилой человек. Он спросил: «Ты меня узнаёшь?» Я, присмотревшись сказал: «Узнаю, ты Моня, твою маму звали Ривка, она работала вместе с моей мамой швеёй в Единецком промкомбинате». Портниха Ривка Шварц.

Мы с ним не виделись лет 55! Мой ответ его обрадовал. Значит, он уже не такой старый, значит, его лицо сохранило черты того далёкого детства, когда мы были с ним знакомы… Вот Моня и жил в «шагаловских, еврейских домах» улицы, которая мне приснилась. Несколько строк одного из моих стихотворений книжки переводов «Еврейский дождь»:

Снятся мне портные, брадобреи.
Их в моём местечке стало мало.
Но летят знакомые евреи
Над землёй,
Как на холстах Шагала…
…Те, кто жил со мною по соседству,
Нынче за горами, за морями.
Лишь во сне я возвращаюсь в детство
Над местечком полетать с друзьями…

Мастеровые ул. Красноармейской со своими жёнами, справа налево: парикмахер Айзик Бурлак, портной Сруль Фингерман, портной Зися Гральник, парикмахер Моня Розенберг, портной Аврум Гандельман (их жены могли себе позволить не работать).

Фамилия Мони – Шварц. На этой, в общем-то не длинной улице, наверное, метров 500, жило четыре семьи по фамилии Шварц.

Моня Шварц, сын Ривки. Таким он был в 60-е годы прошлого века, живёт сейчас в США

Шварц на идише – чёрный. На улице КРАСНОармейской – и столько Шварцев! Я со всеми детьми из этих семей, учился в русской Средней школе номер один: сёстры Фаня и Белла Шварц (их отец Мойша был одно время закройщиком обуви, а затем продавал квас), Моня Шварц и его двоюродные сёстры Мина и Муся Шварц, и почти уже в конце улицы Шмил и Люсик Шварц.

Рядом с Моней Шварц жили семья Зися Резник (дочка Сима), тогда директора швейной артели (позже промкомбинат) и Аврум Гандельман знаменитый у нас швейный закройщик и портной, любитель игры в шашки, с которым я часто сидел за этой популярной настольной игрой и о чём писал в поэме, опубликованной в известном израильском русском, литературном журнале «22»: «А в Единцах портные – шашисты записные»…

Семья Аврума Гандельмана, замечательного портного и закройщика, любителя игры в шашки.

…Портные единецкие, когда б вы только знали,
Что доблестные рыцари в средние века
День для турниров шашечных себе высвобождали…

…Где вы, Аврум Гандельман,
Шустер Даниэль
или Лейзер Флейшикер?..
Ваши светят лица мне из туманной мглы
городские рыцари ножниц да иглы…

Коль уж мы говорим о портных, то их было немало на этой улице: Мойша Шустерман, Меня Мардер, (мама Элика или Алика), Ривка Шварц, Аврум (Стысис) Шварц (папа Мины и Муси) и Сруль Фингерман.

Сруль Фингерман, один из лучших закройщиков Дома быта, затейник на еврейских торжествах.

Сруль был двоюродным братом моей мамы, и я часто приходил к нему, чтобы поиграть в шашки с его сыном Монясиком (Мендлем). Сруль был портной-весельчак. Он и пел, и танцевал, а когда мне исполнилось 12 лет, то на празднике моего еврейского совершеннолетия, Бар-мицве, (поскольку у меня умер отец рано, то этот обряд мне совершали в 12, а не в 13 лет) он был главным заводилой, тамадой веселья, где играли на своих инструментах местные молдавские лэутары. Я о нём пишу в поэме «Бар-мицва в красной стране», в книге: «Колокольчик на ветру»:

…Мой дядя Сруль с густою сединою,
Портной, был на Бар-мицве тамадою,
Известный мастер ниток и иголки,
До шуток был охоч, порою колких…

На этой улице жили наших три известных парикмахера: Эля (Элик) Вайншельбойм, Айзик Бурлак и Шмил Шнайдер (Шмил дэр Крымэр, Шмил – Хромой). Я стригся у каждого из них, но чаще всего у Эли, которого я упоминаю в нескольких стихах и в частности, в стихе о московской парикмахерской:

Парикмахер Эля Вайншельбойм.

…Я живя в Москве,
Смелею,
В кресло сел –
И ничего.
Чем-то он похож на Элю
Из местечка моего…

…Помню,
Как он стриг нас лихо, –
Чуб срезал,
Ровнял висок…

Другой парикмахер Шмил Шнайдер (отец Ихила и Аврума, оба в Израиле и всегда приходят на встречу единчан), сосед дяди Сруля, стал героем одного из моих рассказов в серии: «Еврейское местечко строит коммунизм»: «Эта хохмочка: "Когда рак на горе свистнет", у евреев нашего местечка не проходила… У нас было своё, родное словечко на идиш! Рождённое нашим, местным евреем на нашей еврейской улице. Звали его Шмил, а название улицы – Красноармейская».

Парикмахер Шмил Шнайдер (Шмил Хромоц).

В одном доме с Фингерманами жила семья Тепер. Лейзер Тепер был извозчиком райпотребсоюза и имел двух дочерей Лею и Соню.

Лейзер Тепер, извозчик райпотребсоюза.

Лейзер был настоящий извозчик, высокий, здоровый, похожий на одесского биндюжника, но довольно скромный. С ним никто не ввязывался в ссору или драку ни русский, ни молдаванин…

Напротив него жил его родственник Янкель Шварц, тоже очень высокий и здоровый мужчина, имевший к тому же прозвище «Каторжанин». (Говорят, что при румынах, когда бывало, возникали на рынке драки между евреями и неевреями, то Лейзер и Янкель становились друг к другу спиной и могли таким образом избить толпу из полсотни парней). В одном из моих рассказов я повествую историю этого прозвища:

«Ещё во времена царя Николая была в Единцах банда евреев из 30 человек. Они воровали у богачей и у арендаторов-евреев лошадей и скот. Возглавлял банду с виду благочестивый, религиозный еврей, с бородой – Янкель. Днём он будто бы учил Тору (Пятикнижие Моисеево), а по ночам скакал на лошадях со своей бандой и грабил. Но у него была ещё одна «профессия», он умел «предвидеть» и «предсказывать». Украли, скажем у арендатора пару лошадей и тот приходил к этому Янкелю узнать, где его лошади. Янкель «впадал в транс» и ему являлось «видение», что лошади арендатора в таком-то месте соседнего леса, привязаны к такому-то дубу… Разумеется, стоило это видение немало денег. Интересно, что провидиц ни разу не ошибся… В конце концов банду поймали и этапировали вместе с её предводителем на каторгу в Сибирь. После русской революции 1917 года Янкель вернулся в Единцы, где и был коронован прозвищем Каторжанин (Которжон)…».

Если идти от бывшей улицы Ленина по правой стороне, то там, в типичном еврейском доме, жила уважаемая в местечке семья Кишинёвских. Хозяин семьи Мойша был заготовителем. Он тоже герой одного из моих рассказов под названием: «Весёлый заготовитель Мойша и грустный физик Вова»:
«… Мойша заготовитель, разъезжал по сёлам, закупал у крестьян всякую сельскохозяйственную продукцию по 60 копеек, отчитывался в заготконторе, что купил за рубль, а разницу клал себе в карман, конечно же, немножко делился с бухгалтером конторы…».

Интересно, что у Мойши было два сына и две дочки. Старшие Клара и Изя поселились в Израиле, средний – Шмил, в Канаде, а дочка Аннушка – в США. Шмил, живя в Канаде. до самой своей смерти в 2018 году, спонсировал затраты еврейского кладбища Единец. Клара ещё до сих пор приезжает на встречу единчан в Израиле.

Семья Кишинёвских. В центре сидит Мойша Кишинёвский — заготовитель.

Почти напротив Кишинёвских жила семья Хаис. Хозяин семьи Борис Хаис имел разные профессии, как правило, не связанные с физическим трудом.

Он хорошо играл в карты и считался картёжником. В последние годы жил в Кишинёве, распространял билеты Кишинёвского театра оперы. Потом вдруг на старости лет, когда ему уже было за 60, начал писать детские стихи на идиш. Напечатался в московском журнале «Советиш геймланд» («Советская родина»). Позже выехал с семьёй в Израиль и здесь в 1998 году, издал сборник детских стихов на идиш «Лахэню-вэйненю» («Смешки и слёзы»).

Когда в 2000 году я приехал в Израиль, то при нашей встрече он мне подарил свою книгу с посвящением на идиш: «Моему земляку Мойше Лемстеру с наилучшими пожеланиями».

На улице Красноармейская евреи не только жили, но и работали. На углу в начале улицы, с левой стороны, был популярный в Единцах буфет, где можно было перекусить, а главное — выпить разливного пива, водки и портвейна, а иногда это всё вместе в одном бокале. Буфетчиками в разные годы здесь были мой сосед Изя Гельман, и Саша (Шлойма) Сойфер. Сколько весёлых и грустных историй могли бы рассказать стены этого буфета, если бы они могли говорить… Я его тоже упоминаю в одном из своих стихотворений в нескольких книгах, но у меня буфетчик Янкель:

…Бодрым к Янкелю шагом
Я отправлюсь в кабак –
Не пропойца-бродяга,
А еврей весельчак.

Дважды мне по стакану
Ну-ка Янкель, налей!
Нет не буду я пьяным –
Просто станет теплей…

По этой же стороне был магазин тканей, где продавцом был Гандельман Янкель. Рядом с Кишинёвскими был продовольственный магазин, где торговали Герш Вайнберг и Шимон Крохмаль.

Сюда я приходил в начале 60-х "хрущёвских" годов, очень рано утром ещё до школы и стоял в длинных очередях за хлебом, который был тогда в дефиците.

Продавцы Шимон Крохмпль слева и Герш Вайнберг справа.

На углу улиц Красноармейской и Мира одно время была сапожная мастерская, где среди прочих ремонтировали обувь Герш Вельтман (Герш дер шистер, Герш сапожник) и Тула Гитер. Герш был моим соседом, и я дружил и дружу до сих пор с его сыном Борей (Бэником), живущим на севере Израиля. Герша я тоже упоминаю в одном из моих стихотворений:

…Стужа за окном иль дождик,
В будний день и в выходной
На работе Герш сапожник…

А внизу, в единственном 2-этажном здании на этой улице, где на втором этаже вначале был райком комсомола, а позже районная прокуратура, располагался галантерейный магазин, продавцами здесь в разное время были Залман Парнес, Шлойма Розенталь, Боря Шехтман. (Последний был одним из сильнейших наших картёжников, который выиграл как-то в карты у своего тёзки Хаиса машину «Москвич», но о картёжниках поговорим отдельно).

Кстати, здесь в райкоме комсомола меня принимали в комсомол. И добавлю – никогда в этом здании ни в райкоме, ни в прокуратуре евреи не работали…

Напротив бывшей возле рынка автостанции находился продовольственный магазин. Он, по-моему, там располагается до сих пор. Долгое время заведующим этого магазина был Иосиф Ценер, один из героев моего рассказа «Местечковые забавы»: «Говаривали у нас в местечке шутя, что его фамилия Ценер, на идише означает – десяток или червонец, происходит от того, что якобы у него имеются золотые червонцы (Голденэ ценерлэх). Его несколько раз пытались ограбить. Воры переворачивали весь дом Ценера в поисках этих злосчастных червонцев, но так и ничего не смогли найти. Тот же результат ожидал предупреждённую таможню, которая перерыла все его вещи, в поисках червонцев, при выезде в Израиль. Разве могли пограничники догадаться, что эти самые червонцы находятся у бедного то-ли сапожника, то-ли портного, хорошего знакомого Ценера, выезжавшего с несколькими ободранными с двойным дном, чемоданами этим же поездом из СССР. Они даже его толком не проверяли…»

Чуть в глубине, по дороге на базар, недалеко от дома продавца Шлоймы Шихмана (его старший сын Миша, полковник в отставке живёт в Черновцах. Несколько лет назад будучи там на научной конференции, я с ним встретился) угол улицы Кирова, был ларёк по продаже керосина, торговал им Шмил Фихман.

Здесь тоже всегда были очереди. Керосин нужен был для ламп и главное — для примусов и керогазов. Везло тем, кого Шмил зазывал во внутрь ларька, чтобы накачать бочку керосина из стоящей во дворе цистерны. Один раз он и меня, школьника, позвал внутрь, и я за это купил канистру керосина без очереди…

Шмил Фихман торговал керосином

В конце улицы Красноармейской была мельница, там работали Годл и Хаим Кипервассеры, их дети живут сейчас в Израиле.

Напротив мельницы жил безногий инвалид Мойша Фихман. У него вокруг дома был большой участок. Он держал корову, выращивал на продажу свиней, по двору бегали птицы. Но, главный его бизнес — это продажа вина, которое ему привозили молдаване из сёл. Продавал он его частным образом у себя в подвале. Власти знали, но закрывали на это, думаю не бесплатно, глаза. Многими моими друзьями там было выпито немало вина…

Мойша Фихман в окружении родных, продавал вино в своём подвале.

Когда Единцы были частью Румынии (1918-1940) улица, о которой идёт речь, называлась Александрянская (Алексендренер гас). Это была чисто еврейская улица. Позже на Красноармейской улице уже жили не только евреи, а жившие там евреи были, естественно, немножко советские. Теперь эта улица называется «31 августа», и евреи на ней не живут, и у самой улицы вид, естественно, далеко не еврейский, да и не КРАСНЫЙ…

Сегодня, вспоминая город моего детства и Красноармейскую улицу, мне немного грустно. Большинства жителей уже нет, те же, что живы, и с которыми я общаюсь, совсем не молоды… Эта, когда-то живая, весёлая, шумная еврейская улица навсегда уходит в историю, умирает потихоньку в тех её жителях, что живут сейчас в Израиле, Германии, Соединённых Штатах, Канаде, Украине.

Сейчас, когда я приезжаю в Единцы, я брожу по улицам моего детства. Бываю и на улице Красноармейской. Я закрываю глаза и еврейская, «шагаловская» улица вновь оживает для меня: строчат швейные машинки, стригут ножницы, стучат молотки сапожников, в магазинах бойко идёт торговля… я слышу как отовсюду слышится разговоры на певучем идише, шутки, хохмы, радостный смех… это говорят Мойши, Ривки, Мони, Шмилы, Янкели… Я убегаю оттуда со слезами на глазах: прощай, моё далёкое красочное, многоголосое детство, прощай улица Красноармейская, прощай навсегда…

Если в нас и правда есть душа,
То в моей, как тающие свечки,
Умирают тихо, не спеша
Шумные еврейские местечки.

Улочки уходят в никуда,
Остывают глиняные печки,
Исчезают люди без следа,
Умирают шумные местечки…

Кучерявый ребе с бородой
Клал ладонь на белые колечки.
Мама шла к колодцу за водой.
Умирают шумные местечки.

Гулко было, весело вокруг –
В школе, в магазине, возле речки.
Улыбались земляки и вдруг
Умирают шумные местечки.

Остаются камни – жизни след,
Будто это сбились в гурт овечки.
Я – их завещанье, их завет.
Умирают шумные местечки…

Выражаю благодарность единчанам, оказавшим мне помощь при написании этих воспоминаний: Фихману Алику, Гутману Давиду, Прицерту Юре, Мильману Мише и другим.

Об авторе

Моисей Шаевич Лемстер – известный литературовед, поэт, переводчик, исследователь истории евреев. Его работы вносят значительный вклад в изучение еврейской культуры и языка.

Он родился в 1946 году в Молдове. Окончил Тираспольский педагогический институт, преподавал математику и физику. С 1981 года жил в Кишинёве, занимался литературоведением. В 1989-1991 годах учился в Москве на Высших литературных курсах. Преподавал еврейский язык и литературу в Кишинёвском университете. Работал в Академии наук РМ, где в 1999 году защитил докторскую диссертацию по теме еврейской литературы. Вёл на Молдавском телевидении передачу «На еврейской улице» и был председателем Кишинёвского общества еврейской культуры.

В 2000 году эмигрировал в Израиль. Работал в библиотеке Иерусалимского университета, участвовал в проектах по изучению еврейской литературы и языка идиш.

Опубликовал 7 поэтических сборников на идиш и русском языке, книгу переводов стихов на румынский язык, а также несколько книг по истории евреев Бессарабии и Молдовы.

Является лауреатом различных премий Израиля.

В 2016 году за вклад в развитие города Единцы ему присвоено звание Почетного гражданина.